«Не знаем, на небе мы были или на земле».
Грубое, но и простое славянское сердце почуяло не только
благодать Божию, но и истовость веры греков. Можно много
говорить об оскудении веры в Византии, которая привела
империю к падению через несколько сот лет, но думается,
что послы Владимира застали еще расцвет греческой
духовности...
«Не знаем, на небе мы были или на земле»,
– говорили послы князю
Владимиру после того, как побывали на службе в Великой
Софии Константинополя. Этот довод стал в ряд с прочими,
когда Красное Солнышко земли Русской стал взвешивать в
своем сердце, какая вера лучше. Понятно, что политический
момент был одним из главных: очень уж хотелось породниться
нашему князю с императорами Царьграда, а те, естественно,
выставляли первым условием брака православие жениха.
Конечно же, вспомнили и бабку князя – святую Ольгу,
которая была «мудрейшей из женщин», и если бы
была греческая вера плоха, то не приняла бы ее. Все это
ясно и понятно. Но так же ясно и понятно, что если бы не
столь важны были доводы княжеских послов, то не упомянул
бы летописец о них вообще, не вспомнил бы про их
«исследование» вер.
«Не знаем, на небе мы были или на земле».
Грубое, но и простое славянское сердце почуяло не только
благодать Божию, но и истовость веры греков. Можно много
говорить об оскудении веры в Византии, которая привела
империю к падению через несколько сот лет, но думается,
что послы Владимира застали еще расцвет греческой
духовности. Еще не так много времени прошло после
Торжества Православия, еще в памяти были свежи гонения
иконоборцев, а память о гонениях заставляет служить
истово. (Может, поэтому мы с таким трепетом служим в день
Новомучеников и Исповедников Российских?)
Не могло поразить послов только великолепие храма или
превосходное пение патриаршего хора. Холодность, которой
часто дышит торжественность, не может укрыться от чуткого
простого сердца. Значит, в храме Святой
Софии не было мертвой машинальности, а была атмосфера
христианского братства. Хочется верить, что это так,
думается, что это именно так, ведь в простых словах
посланцев Владимира – прямое подтверждение тому.
«Не знаем, на небе мы были или на земле».
Только на Небесах, в сиянии невечернего света, совершается
высшее и торжественнейшее служение, исполненное жертвенной
любви. Несомненно, что отголосок этого служения увидели
княжеские нарочитые, а потому и не знали уже, где
находятся: уже Там или еще здесь, но уже как ракета,
которая вроде бы еще тут, но уже с дюз валит пламя и земля
начинает уходить вниз.
Мне часто хочется
плакать над этими словами княжеских соглядатаев. Я
захожу на праздник в сельский храм, а бывает, что и в
столичный, и часто спрашиваю себя: если бы в Великой
Софии богослужение совершалось так, как нередко
совершается у нас, то в какой бы вере мы сейчас были?
«У множества же уверовавших было одно сердце и одна
душа» (Деян. 4: 32) – это свидетельство
апостола
Луки многократно вошло в Литургию. Например, перед
пением «Отче наш» священник молится, чтобы все
молящиеся могли «едиными устами и единым
сердцем» прославить имя Отца и Сына и Святого
Духа. Иногда мне удается почувствовать это.
Иногда – то на своем приходе, то на службе в другом
храме. К сожалению, я не могу похвастаться, что часто
ощущаю это сакральное единство Церкви воинствующей. В
основном бывает, что батюшка молится сам по себе, хор
– сам по себе и народ – также сам по себе. И
дело тут не только в том, что зачастую прихожане мало
понимают смысл читаемых текстов (особенно канонов и
стихир), всё гораздо глубже. Мне часто вспоминается
рассказ одного столичного (небелорусского) священника. У
них на приходе – хор духовенства. Одни священники и
диакона служат – по чреде, другие – поют на
хоре вместе с монахами. Как рассказывал этот священник,
часто с этого хора, который должен быть образцовым, бывает
слышен «велий» шум и гомон. И вот представьте
себе картину: праздничная служба, полиелей, служащее
духовенство выходит на середину храма. В это время на
клиросе поднимается уже такой беспорядок, что предстоятель
не выдерживает, поворачивается лицом к хору и прямо с
середины храма делает поющим замечание: «Эй, на
хоре! Ведите себя тише!» На что с хора дружно поют в
ответ: «Аминь!» Это звучит как анекдот,
печально только, что это – современная церковная
жизнь.
«Не знаем, на небе мы были или на
земле»… Как горько читать эти слова!..
Особенно после такой службы, как я только что описал.
Каюсь, я грешен – и не могу себя заставить достоять
до конца службы (когда, конечно же, я молюсь не в алтаре),
если на ней начинает твориться или бесчиние, или уставная
неразбериха, или торопливое чтение-пение, или еще в
чем-нибудь враг вредит службе. Как художник не может
безразлично смотреть на мазню или поэт воспринимать
графоманство, так и любой человек, любящий чинное
внимательное богослужение, не может спокойно относиться к
коверканию службы Богу. Поэтому если богослужение вместо
мира причиняет мне огорчение, то я бегу из этого храма.
(Хуже, если в это время я в облачении нахожусь в алтаре, и
бежать мне некуда.)
Я не хочу быть ругателем современной церковной жизни и
признаю: бывает, что ты получаешь от службы истинное
утешение и искренне радуешься за приход или обитель, в
которой находишься. Мне кажется, что по службе можно
судить, в каком духовном состоянии находится приход, как
по исповеди человека – на какой ступени духовной
лестницы он стоит. Как исповедь обнажает нас перед Богом и
духовником, так же и молитва открывает нам глаза на наше
духовное убожество. Собственно, я и не хочу говорить, что
поднятая проблема – болезнь исключительно нашего
времени. На протяжении всей церковной истории мы видим и
горение веры, и мертвящую холодность в человеческих
сердцах. Я не хочу докапываться до глубинных причин этой
проблемы. Я знаю близкие моему сердцу причины: лень,
потакание своим страстям, невнимательность и небрежение. Я
знаю, что когда провожу день накануне службы без памяти
Божией, вне какого-то умного предстояния перед Богом, то
служение у меня превращается в
службу, где нет места
огню и дерзновению.
«Проклят, кто дело Господне делает небрежно»
(Иер. 48: 10). Кто не знает этих слов пророка Иеремии?! Я
даже так скажу: кто из духовенства и церковного причта не
знает этих слов пророка Иеремии?
Я долго думал о том, что конкретно меня иногда выбивает из
колеи во время богослужения. И пришел к выводу, что это не
отдельно взятое неудовлетворительное пение или чтение,
состояние храма или поведение духовенства. Похоже,
все-таки иногда мое духовное чувство притупляется, и я
оказываюсь не в состоянии почувствовать эту гармонию
единства Церкви воинствующей – земной – и
Церкви торжествующей – небесной. Разные факторы и
обстоятельства могут сопутствовать этому и усугублять
эффект, но результат всегда один: творение Духа Божия
– христианское богослужение, данное нам через
святых, удивительно гармоничное и красивое, –
рассыпается на составные части, как звучание оркестра от
неудачного движения дирижера превращается в какофонию. Как
в гирлянде, где все лампы зависят друг от друга, если
гаснет одна – следом потухают и все остальные.
Быть на одной волне с Церковью Небесной – значит
служить в постоянном подвиге, умном подвиге предстояния
перед Богом. И это требование не только для духовенства, а
для всех участников богослужения. Только тогда будет
согласие между небесной святостью – уже статической,
перманентной – и земной святостью – еще
динамической, имманентной, ускользающей (в удержании этой
ускользающей святости и состоит христианский подвиг).
Очевидно, что эту гармонию, это единство Небесной и земной
Церквей почувствовали в чем-то невежественные, но простые
и чуткие сердцем посланцы Владимира, поэтому-то и стерлась
у них в сознании грань между Небом и землей и уже не знали
они, где находятся: уже Там или еще тут, но уже как
ракета…
В свое время протопресвитер Александр Шмеман говорил, что
подготовка к Литургии (и к причастию на ней) должна
занимать у человека все время от конца одной Литургии до
начала другой. Отец Александр совершенно не имел в виду,
что нужно непрестанно поститься и вычитывать каноны, он
имел в виду постоянное ожидание Причастия, постоянную
память о Христе. Для этого он даже предлагал читать каждый
день на протяжении всей недели на выбор одну из молитв
последования ко Святому Причащению. Расширяя его мысль,
можно сказать, что подготовка к литургии – это вся
наша жизнь, проводимая пред лицом Божиим. Проводимая так,
будто мы должны принять Причастие
– прямо сейчас, а не через три дня поста. Просто
представьте в то время, когда вас борет раздражение, или
чревоугодие, или похоть, или еще что-нибудь, готовы вы ли
в эту минуту принять Тело и Кровь Спасителя? Если
абстрагироваться от воздержания в пище и вычитки канонов
– нравственно и духовно готовы ли вы
«днесь» принять в себя Христа и Его любовь?
Ответ очевиден. Видимо, как раз наоборот и жил святой
Енох: «И ходил Енох пред Богом; и не стало его,
потому что Бог взял его» (Быт. 5: 24). Это и есть
библейское «хождение пред Богом» –
ежечасно полагать себя на судилище заповедей Божиих и
ощущать присутствие Божие. О, когда бы мы могли так жить и
совершать Литургию! Тогда уже не понадобилось бы совершать
никаких миссионерских мероприятий, потому что сама наша
Литургия была бы лучшей проповедью о Христе, как некогда и
совершилось в храме Святой Софии в царствующем граде
Константинополе.